Это сбудется

В душе моей осколки, в сердце — пустота,
не та, что приходит с потерей,
а та,
что выросла изнутри,
как тень,
пожирающая свет.
Осколки — не от одного удара,
а от тысяч:
от слов,
что не сказаны,
от слёз,
что не пролиты,
от выборов,
что сломали меня тихо,
не с криком,
а с молчанием.

И лихорадка страха сжигает до конца —
не тела,
а душу.
Это не болезнь,
это состояние бытия:
постоянное ожидание удара,
неверие в добро,
страх перед завтрашним днём,
словно каждый рассвет —
начало новой битвы,
в которой я уже проиграл.

Я строил стены сам,
из гордости,
из молчания,
из «я справлюсь»,
из «мне не нужна помощь».
Пытался всё чинить —
сам.
Сломанные чувства.
Разбитые отношения.
Сердце,
что бьётся,
но не живёт.
Но понял —
я не в силах себя восстановить.
Не потому что слаб.
А потому что не могу быть врачом и пациентом одновременно.
Не могу быть судьёй и спасителем.
Не могу вытащить себя из колодца,
если руки дрожат,
а верёвка — из лжи,
что я сам себе рассказывал.

И эти все обломки разрозненной души —
стыд,
страх,
обида,
разочарование,
всё,
что я считал своей слабостью,
всё,
что я прятал под маской «всё хорошо» —
я кладу в Твои ладони.
Не с надеждой,
что Ты просто склеишь.
А с верой,
что Ты *создашь заново*.
Ты только соверши —
не чудо,
не гром,
не ослепительный свет,
а тихое:
*«Я с тобой.
Я беру это.
Я сделаю из этого нечто прекрасное».*

*Исцели меня, Господь, и исцелён я буду,*
не сразу,
не легко,
но *наверняка*.
Потому что Ты — не ремонтируешь сломанное,
Ты — *воскрешаешь мёртвое*.
Спаси меня, Господь, от зла и самосуда —
не только от внешнего зла,
но от того,
что живёт во мне:
от желания наказать себя,
от убеждения,
что я недостоин любви,
от голоса,
что шепчет:
«Ты не исправим».

Я знаю, это сбудется, развеются все тени,
не потому что я силен,
а потому что Ты — верен.
Ты не оставляешь на полпути.
Ты не бросаешь в буре.
Ты не требуешь,
чтобы я был целым,
чтобы я был достойным.
Ты просто говоришь:
*«Приди.
Со всем, что у тебя есть.
Со всем, что сломано.
Я — Твой целитель».*

Ведь Ты — души моей хвала, мой свет и гений —
не тот,
кого я хвалю в проповедях,
а тот,
кого я чувствую в молчании,
когда больше нечем дышать.
Мой свет —
не в громких обещаниях,
а в том,
что Ты не уходишь,
когда я падаю.
Мой гений —
не в Твоей силе,
а в Твоей любви,
которая не сдаётся.

Мой главный враг не снаружи, он дышит изнутри,
в моём дыхании,
в моих мыслях,
в каждом «я не могу»,
в каждом «я не достоин».
Он шепчет мне сомненья от зари и до зари —
не как враг,
а как привычка,
как внутренний голос,
который я принял за свой.
Он говорит:
*«Ты один.
Ты слаб.
Ты не нужен.
Ты не изменится».*
И я верил.
Долго.
Слишком долго.

И цепи, что меня сковали, так трудно разорвать —
не железные,
не видимые,
а те,
что созданы годами одиночества,
страха,
ложных убеждений.
Я пытался —
и руки кровоточили.
Я пытался —
и падал.
Я пытался —
и уставал.
Из этого колодца себя мне не поднять —
не потому что нет сил,
а потому что нет веры.
В себя.
В будущее.
В Тебя.

Я в буре этой жизни без вёсел и руля,
не плыву —
меня носит.
То к берегу надежды,
то в океан отчаяния.
Я не управляю.
Я не вижу звёзд.
Я не знаю,
где суша.
Но только голос Твой ведёт через моря —
не громко,
не с требованием,
а тихо,
как шёпот в шторме:
*«Я с тобой.
Ты не утонешь.
Я держу».*

И в этом голосе —
спасение.
Не в том,
чтобы буря утихла.
А в том,
что я перестаю бояться.
Что я перестаю бороться в одиночку.
Что я кладу голову на Твоё плечо
и говорю:
*«Я больше не могу.
Но Ты — можешь».*

*Исцели меня, Господь, и исцелён я буду,*
не ради славы,
не ради чуда,
а ради жизни.
Ради того,
чтобы снова улыбаться,
не притворяясь.
Чтобы снова любить,
не боясь боли.
Чтобы снова смотреть в зеркало
и не видеть врага.

*Спаси меня, Господь, от зла и самосуда,*
и дай мне стать тем,
кто может простить.
Кто может верить.
Кто может сказать:
*«Я был сломлен.
Но я — исцелён.
И это — не моя заслуга.
Это — Твоя любовь».*

Потому что когда Ты берёшь осколки,
Ты не просто склеиваешь.
Ты создаёшь мозаику,
в которой каждый трещина —
свет.
И каждый разлом —
начало новой красоты.